НАСЛЕДИЕ МАСТЕРА ТИХОНОВ ВЯЧЕСЛАВ ВАСИЛЬЕВИЧ

ТИХОНОВ ВЯЧЕСЛАВ ВАСИЛЬЕВИЧ
08.02.1928 – 04.12.2009
Советский и российский актер кино и озвучивания. Герой Социалистического Труда (1982), народный артист СССР (1974), лауреат Ленинской премии (1980), Государственной премии СССР (1979), премии Ленинского комсомола (1979) и др.
Снимался в фильмах « Семнадцать мгновений весны», «Они сражались за Родину», «Дело было в Пенькове», «Доживем до понедельника», «Белый Бим Черное ухо», «Война и мир», «Молодая гвардия», «Утомленные солнцем» , «Бесы», «Егор Булычев и другие» и многих других.
Из воспоминаний народного художника СССР Е.Н.Широкова:
«Со времени, когда я впервые «замахнулся на знаменитость», я имею в виду Д.Кабалевского, прошло 20 лет, но я снова чувствовал себя, как восторженный мальчишка, когда в моей мастерской появился Вячеслав Тихонов. Своим непосредственным присутствием он оживлял сразу все созданные им экранные образы из фильмов. У нас была неделя общения. Осталось много снимков на память о той встрече. Я полюбил этого великолепного, такого разного и убедительного актера еще в детстве, после фильма «Дело было в Пенькове». Еще тогда я обратил внимание на его очень выразительные руки, они гармонировали с его обликом, а не противоречили, как это часто встречается. На портрете его руки на переднем плане, подробно выписаны, одна показана свободной, другая сжата в кулак. С написанием рук была некоторая сложность. Тихонов еще в первый день появился с перевязанной рукой, но мы оба обошли молчанием этот факт. Он очень много курил. Сигареты были какие-то очень изысканные, с манящим ароматом, особенно для меня, недавно бросившего курить. Еще раньше я определил, что лицо его наиболее выразительно в три четверти, как на портрете. Вячеслав Васильевич позировал отменно. Абсолютно не вмешивался в мою работу. Педант во всем. Часто останавливал себя: «Наверное, много говорю, это мешает вам?». Слушать живого Болконского, который внимательно наблюдает за моими действиями с терпением педагога из «Доживем до понедельника», с загадочным внутренним голосом разведчика из телеэпопеи… Как это могло мне помешать? Даже когда он умолкал, закадровый голос Копеляна будто сообщал мне, о чем думает в эти минуты прославленный разведчик в отставке. Тихонов совсем не касался личной жизни, только посвятил меня в свои юношеские терзания по поводу своей внешности: он опасался, что его не примут во ВГИК из-за его внушительного носа. Мне его лицо казалось совершенным. Я писал его с очарованной душой. Мне было интересно улавливать в нем черты его героев, на кого из них он походил в жизни. Замкнутый, сдержанный, педантичный, он, казалось, никогда не прекращал своего внутреннего монолога. Щемящие ноты ускользающих мгновений продолжали стучать у седеющего виска моего героя. Красивый человек, благородной внешности и утонченной души, серьезный, талантливый актер, он говорил только о том, что его глубоко ранило уже тогда. Кинематограф не мог радовать. Отсутствие ролей – тем более. «Приходится за пятаки спину гнуть. Я говорю не только о себе. Как сохранить достоинство в такой ситуации? Ролей нет. Как будто жизнь закончилась, — он горестно покачивал головой. Сдержанный тон придавал особую весомость его рассуждениям. – Наш кинематограф лакействует перед американским, добровольно, неоправданно, боится быть непонятым своим же зрителем. Вспомните, как американский зритель аплодировал нашим фильмам, а значит, всей России». Я ловил себя на мысли, что мы и впрямь привыкаем очаровываться западными актерами. А ведь Тихонов внешности более благородной, изысканной и более европейской, чем, скажем, Ален Делон, не говоря уже о глубине таланта. Я задавал себе вопрос: бывает ли для художника слишком много красоты? Бывает, как в России, слишком много талантов, чтобы их ценили, дорожили ими. Когда красота остается незамеченной, она становится лишней, невостребованной. Бесконечна ли щедрость нашей земли? Этот пафосный вопрос вряд ли требует ответа».